Меня такие вещи не занимали. Я знала, что папины предки – выходцы из деревни под Казанью; и деревня та до сих пор жива, там чуть не половина жителей – Плотниковы (это моя девичья фамилия). А мама – из казанских татар, обрусевших, толком не знающих татарского языка (как и я сама). Дед был школьным учителем, прадед – муллой, прапрадед – тоже. Без неожиданностей.

Но Юра проникся. Он всегда был романтиком. А это же так интересно – обнаружить в своем роду великого ученого, поэта, художника или другую выдающуюся личность.

– Слушай, давай! – оживился он. – А долго это?

– Вроде до полугода обычно, но для меня, я уверена, будет сделано исключение, – улыбнулась Агата. – Учитывая, сколько бабла я ему спасла.

Поговорив об этом еще немного, мы сменили тему, перешли на что-то другое, и я позабыла про детективные поиски родственников в тумане ушедших эпох. Думала, и Агата про это не вспомнит, учитывая, что она была пьяна. Кстати, пьет Агата мало и редко, почти не прикасается к алкоголю, считает, что это разрушает организм, в первую очередь, мозг.

Однако Агата, как выяснилось, ничего не забыла. И в середине февраля ошарашила нас новостью.

– Ребята, танцуйте! Юрка, ты у нас аристократ, голубая кровь, а Лора – жена аристократа!

– Чего? Как это?

Агата заехала к нам вечером, по телефону ничего объяснять не стала, сказала, что хочет посмотреть на наши лица, когда объявит новость. Мы в тот момент подумали, что она с Виталием помирилась (осознал, гад, какое сокровище потерял), но ошиблись.

Историк, владелец фирмы и клиент Агаты, проделал по ее поручению исследование, составил фамильное древо Юры. Выяснилось поистине удивительное.

– Кто там про «графьев» в новогоднюю ночь острил? Ты – самый натуральный граф и есть! Не просто какой-то там неизвестный Балкунов, а происходишь из древнего дворянского рода Балкуновых!

Агата водрузила на стол пухлую папку, внутри которой были документы.

– Пап, а я тоже граф? – спросила Ксюша.

– Ты графиня, мое солнышко! – Агата расцеловала Ксюшу и вытащила из сумки огромную шоколадку с орехами и самую большую упаковку любимого Ксюшиного клубничного коктейля.

– Ура! – завопила дочь. – Мам, я тогда не хочу картошку с котлетой.

Агата виновато посмотрела на меня.

– Я балда. Пусть бы сначала поела, да? Не подумала, что вы еще не ужинали.

– Ладно, сегодня без котлет, раз уж такое дело, – великодушно разрешила я, и новоявленная «графиня» унеслась.

Юра растерянно перебирал бумаги, доставая их из папки.

– А другие родственники? Есть они у меня?

– Вот тут интересно. – Агата придвинула папку к себе, выхватила из кипы один лист и, глядя на него, стала рассказывать. – Значит, так. Наш исследователь добрался примерно до середины семнадцатого века. В то время Балкуновых было трое: два брата и сестра. Сестра вышла замуж и умерла в родах, младенец женского пола родился мертвым, так что эта ветвь полностью зачахла еще несколько столетий назад. Один из братьев, Павел, совершил мезальянс, женившись на простолюдинке по имени Елизавета. Про эту ветвь расскажу чуть позже. Юра – прямой потомок второго брата, Петра. Линия прослеживается четко, смотрите.

Мы с Юрой склонились над листом. Имена, фамилии, даты… Поначалу ответвлений было довольно много, но кого-то унесла смерть в младенчестве, кто-то не оставил потомства, и к двадцатому веку линия осталась только одна: прадед Юры, его дед, покойный отец и он сам.

– Интересно, папа знал о своем дворянском происхождении? Теперь ведь не спросишь. Мне, во всяком случае, он ничего не говорил.

– После революции многие скрывали, – сказала я, – из соображений безопасности. Может, ему и не рассказали.

– В общем, Юра – единственный выживший, уцелевший потомок, – подвела итог Агата. – Идем дальше.

– Куда уж дальше, – пробормотала я.

– Ты удивишься, Лорик, но есть куда. Как говорила небезызвестная Алиса, «Все страньше и страньше! Все чудесатее и чудесатее! Все любопытственнее и любопытственнее!» Возвращаемся назад в прошлое.

– Остается еще один брат, Павел.

– Именно. Он был успешен, занимал должности на государевой службе, преумножал богатство, и таким же образом поступали и его потомки. К тому моменту, как в России произошла революция семнадцатого года, Балкуновы процветали. У них имелось огромное имение под Быстрорецком, роскошный дом в Быстрорецке и еще один дом, поменьше, здесь же. Но с приходом большевиков к власти все это было утеряно. Главу семьи расстреляли, имение под Быстрорецком сожгли, вся земля перешла советскому народу – был основан колхоз «Ильич». Особняк в Быстрорецке тоже разрушили и снесли. Между прочим, теперь на этом месте стоит кукольный театр.

Мы с мужем дружно ахнули: ничего себе! А Агата продолжала.

– Как именно погибла жена Балкунова, не вполне ясно, наверное, ее расстреляли вместе с мужем, а вот их дочь, тоже названная Елизаветой, как ее дальняя родственница, чудом сумела выехать из пылающей в огне революции страны и выплыла в Париже. Драгоценности она спасти не сумела, денег у нее не было, из всех богатств оставалось лишь имя и благородное происхождение. Впрочем, она не потерялась в чужой стране, не сгинула, воспитывалась у кого-то из друзей ее покойных родителей, получила образование и впоследствии удачно вышла замуж. Муж ее, Кристоф Габен, был обеспеченным и влиятельным человеком, не миллионером, конечно, но Елизавета прожила с ним рядом спокойную и безбедную жизнь. Правда, детей у них с мужем не было, и это, как вы сейчас увидите, важно, потому подчеркну данный факт особо. После смерти Кристофа вдова жила затворницей. А на старости лет Балкунова-Габен, судя по всему, испытывавшая ностальгию по оставленной Родине, выкинула фокус. Когда в России началась перестройка, от коммунистической идеологии официально отказались, перестали строить светлое коммунистическое будущее, Елизавета Балкунова-Габен вернулась.

– Серьезно? Но зачем? – поразилась я.

Агата пожала плечами.

– Это у нее надо спросить, в документах мотивы не указаны. В любом случае то был опрометчивый поступок, который не привел ни к чему хорошему.

– Что случилось со старушкой? Сколько, кстати, ей было? Лет сто?

– Девяносто два. Но держалась она бодрячком. Прилетела в Россию и стала пытаться вернуть утраченную в годы революции семейную собственность. Наверное, хотела прожить последние годы в Быстрорецке и быть погребенной на родной земле.

– А что такое «быть погребенной»? – спросила Ксюша, которая, как выяснилась, тихонько подошла к дверям и слушала. – Я тоже так буду?

– Ксюша! – возмутилась я, а Юра, который считает, что с детьми нужно быть честными, ответил:

– Все мы будем, но не скоро. «Погребенный» – значит «похороненный». Человек умирает, его хоронят. А подслушивать нехорошо.

– Я не подслушивала, – надулась Ксюша, – я попить хотела. Водички.

Получив воду, дочь ушла, а мы услышали финальную часть рассказа.

– Как я говорила, Балкуновы владели еще одним домом, поменьше. Он уцелел. Я навела справки, в разные годы там был детский сад, методический центр, ЖЭК. Графиня, вернувшись из изгнания, сумела возвратить дом себе (представляю, во сколько ей это обошлось), оформила все бумаги и начала ремонт, но потом произошла темная история. По всей видимости, наивная старушка то ли по ремонтным делам, то ли еще по какой надобности доверилась некому злоумышленнику, который облапошил и погубил ее. Я не узнавала, понятия не имею, что и как, но вот итог, который мы видим в документах. В милицию поступил сигнал, что в доме не то организован наркопритон, не то детьми или оружием торгуют, не то бордель держат, не то все сразу. В результате рейда были убиты два человека – милиционер и известный тогда в городе авторитет. Кроме того, в доме был найден ребенок, а сама Балкунова-Габен обнаружена мертвой. Умерла во вновь обретенном доме. Причина смерти – острая сердечная недостаточность.

– Печально, – сказал Юра, – не надо было возвращаться, жила бы себе в своей Франции и горя не знала.